Книга Екатерины Власовой и ее докторская диссертация, недавно защищенная в Московской консерватории — первое настоящее исследование процесса формирования официальной государственной концепции в музыке, борьбы агитационной и художественной школ, активного сопротивления музыкальной общественности насильственно навязываемой музыкальному искусству пролетарской доктрине.
1929-1931 годы в истории отечественного музыкального искусства - период колоссальной психологической ломки художественного сознания. С того времени художник должен был работать, сообразуясь с установками Главреперткома, текущими политическими лозунгами и собственным "классовым сознанием". В это время, была совершена первая попытка полного утверждения такой художественной системы, в которой идеологические постулаты играли бы определяющую роль. Соответственно с появлением новых целей искусства формируется и характер ценностных установок. Отсюда избирательный подход к наследию. Ставится под сомнение, а впоследствии полностью отрицается возможность сосуществования различных творческих течений. Кроме того, поскольку талант – понятие уникальное, то и оно не укладывается в формирующуюся систему, одним из главных критериев которой является массовость.
Не смотря на это усилиями многих одиночек, подчас требующими немалого гражданского мужества, защищалась гуманистическая («художественная») концепция искусства, формировавшаяся на протяжении веков, которая ставила человека в центр эстетической системы. В утверждавшейся новой государственной («агитационной») концепции основной акцент был сделан на полное идейное преобразование человека. В отечественной культуре исследуемого периода драматичность ситуации объясняется первым открытым столкновением названных концепций. Причем, этому столкновению, в духе времени, были приданы формы политической борьбы.
Процесс формирования новой «агитационной» концепции шел на всех уровнях музыкальной жизни:
- в сфере публичных дискуссий;
- в новом соотношении ролей критика и композитора, где первому отводится роль прокурора, а второму – мастерового, выдающего свою продукцию к дате, годовщине, юбилею;
- в области музыкального языка («единой идеологии – единый музыкальный язык»);
- в жанровой структуре («форма оперная… как наиболее условная… не годится»).
Особое значение имел первый нормативный документ в истории советской музыкальной культуры - "Основная резолюции Всероссийской музыкальной конференции" (14-20 июня 1929 г.). Отдельные ее положения сохранили свое значение вплоть до Постановления 1948 года. Например, идея о зарубежном искусстве: «… явно враждебное нам творчество современной буржуазии, отражающее период социального вырождения и эмоционального опустошения господствующих классов». Также обнаружены новые документы по «делу Н.С. Голованова» («головановщина»), «белые пятна» в истории Московской консерватории, в частности период директорства Б.С. Пшибышевского, вошедший в историю как ВМШ имени Ф.Я. Кона («конская школа»). Закономерен вывод: в 1929 году в основном сформулирована официальная концепция развития советской музыки, господствующая на протяжении более чем полувека, до окончания советского периода истории.
Период конца 1920-х начала 1930-х годов становится временем организационного строительства общественных организаций, формирующихся по предложенной партийно-государственным аппаратом модели. Регламентация деятельности касалась (согласно принятой осенью 1930 г. инструкции № 351 Наркомвнудела «О порядке утверждения уставов добровольных обществ и союзов и надзора за их деятельностью») социального и политического состава обществ, их целей и задач. Речь шла о соответствии всей проводимой деятельности политике советской власти и партии, обязательной «наличности коммунистической пролетарской прослойки». Причем если необходимая «коммунистическая прослойка» в составе общественной организации отсутствовала, она приказным образом в нее внедрялась, для того чтобы следить «достаточно ли идет вовлечение рабочих как в члены общества, так и в руководящие его органы. В какой мере осуществляется связь с фабриками, заводами, колхозами, совхозами и шефство над отдельными предприятиями». Персональный состав такой «прослойки» подбирался в Наркомпросе, получал одобрение в НКВД. На примере Общества имени Баха доказано, что далекие от интересов той или иной общественной организации коммунистические и комсомольские деятели практически разваливали работу, осуществляя указания партийно-государственных структур.
Время с осени 1930-го до весны 1932 - наиболее одиозное в истории советского музыкального радио, на котором даже классике отводилась роль инструмента классовой борьбы. К тому времени «Говорит Москва» фактически остался единственным печатным органом, не занимающим по отношению к РАПМ апологетическую позицию. Дискуссия завершилось к осени 1931 года: «Атака "Говорит Москва" кончилась... полным разгромом Радиоцентра» (Н.Я. Мясковский).
Впечатляют материалы одного из «производственных совещаний» РАПМ «Суд над творчеством М.Ф. Гнесина» (23 марта 1931 г.), выступление В.Я. Шебалина на секции Всероскомдрама (2 октября 1931 г.), материалы секретариата РАПМ (21 ноября 1931г.), приведшие к организации Нового Творческого Объединения композиторов-«попутчиков», его манифест – «Декларация девяти», материалы Пленума Совета Всерокомдрама (18, 19, 20 и 21 декабря 1931г.) и документы, обнаруженные в личном архиве М.Ф. Гнесина (письмо композитора Сталину, а также сопровождающие его «Пояснительная записка» и развернутые тезисы «Острые вопросы музыкального фронта»). Нормативность отдельной творческой концепции, регламентированный комплекс общественного ожидания, связанный с ее реализацией, ставил художника перед дилеммой: работать «на злобу дня», угадывая эти ожидания, либо, войдя с ними в конфликт, изначально обречь произведение на трудную судьбу. Был, правда, еще и третий путь. Индивидуальный, «оппозиционный» замысел зашифровывался в общераспространенную стилистическую модель.
Вся тяжесть вины за то, что, как писал Гнесин, «в последние годы просто произошло исчезновение в советской музыкальной жизни всей мировой музыкальной культуры», возлагалась, отчасти и до сего времени, на РАПМ (Российскую Ассоциацию Пролетарских Музыкантов). Наивно полагать, что столь бесперспективная в творческом отношении группка молодых людей за столь короткий срок собственными силами смогла бы проникнуть во все поры музыкальной жизни. РАПМ блестяще сыграла возлагавшуюся на нее роль, став первым орудием повиновения, «хлыстом», с помощью которого власть подгоняла интеллигенцию в нужном направлении. Неожиданно быстро прошел и подготовительный этап формирования «попутнической» прослойки. С принятием Постановления 1932 года была произведена лишь некоторая косметическая рокировка. Идеологи РАПМ составили ядро сформированного Союза композиторов. Впоследствии В. Белый, Ю. Келдыш и др., занимая ответственные посты, играли важную роль в музыкальной жизни страны. И судя по их дальнейшей деятельности, годы юности стали определяющими в формировании их мировоззренческих установок. Нет сомнений, что возлагаемая на РАПМ ответственность за состояние музыкальной культуры была выгодна правящим структурам.